Перевернуться к собственной спине
И посмотреть в затылочную ямку
Сквозь зеркало. Узорчатая рамка —
Навязчивый намек о старине?

Пути приводят нас в один мираж.
Его когда-то называли Римом.
Он постарел, но следует незримо
За нами. Обнаглевший карандаш
Прокладывает линию на карте
Еще не наступившего «потом».
Май проникает выпяченным ртом
К чертам апреля, высеченным в марте
Отточенными днями февраля.

Счастливейшим — пурпурные поля.
А остальным — пупырчатость азарта
И странный дар — гадать по облакам,
И, обоняя едкий запах серы,
Разглядывать летящую Химеру
Сквозь крохотную щелку кулака.
И, отделив пророчество от веры,
Перерождаться в прошлые века.

Под сводами игольного ушка
Пустынно и тревожно. Только эхо
Приветствует. Но путнику не к спеху:
Достаточно предлога, пустяка,
Чтоб, отвернувшись, выйти из стены
Отбросив, как досадную помеху,
Воспоминанье собственной спины,
Поросшей серебристо-черным мехом.

Но женщина с ребенком на руках,
Легко ступая смуглыми ногами.
Идет через удушливое пламя
По зыбкой ряби красного песка
К изъеденной заклятьями стене.
Едва заметно шевелит губами —
И камень исчезает. Перед ней
Распахнутый и освещенный вход.
Поторопись! Сейчас она войдет —
И дверь закроется...